|
Глава 9. Как я открыл для себя крест
Когда я был молодым
человеком, я услышал историю о кресте Иисуса со всеми ее волнующими
подробностями. Я также слышал истории о мучениках, которые умерли за
свою веру во времена мрачного средневековья. Моему юному разуму было
трудно понять разницу между крестными страданиями Иисуса и страданиями
верных мучеников. И действительно, казалось, что некоторые из пыток,
которым подверглись эти мученики, могли быть более тяжелыми и
продолжительными, чем бичевание и распятие Иисуса.
Повзрослев, я начал
немного лучше понимать глубину Его страданий и смог почувствовать тот
стыд и чувство одиночества, которые Он ощущал. Его ученики и друзья —
все оставили Его и убежали, в то время как большинство из мучеников, по
крайней мере, имели кого-нибудь, кто ободрял их в последние часы их
жизни. Но для меня все еще было тяжело понять, каким образом страдания
Христа были более жестокими по сравнению с тем, что претерпели, как я
полагал, некоторые люди, которые также испытывали физическую боль и
чувство одиночества и отверженности.
Кроме того, для меня
было очевидным, что, презрительное отношение и боль легче перенести,
если взирать вперед на предстоящее воздаяние. Я был научен, что если
умирал хороший человек, он сразу же шел на небо для получения этого
воздаяния, а если плохой — в противоположное место мучений и наказания.
Иисус, бесспорно, был хорошим. Поэтому я рассуждал, что в момент Своей
смерти Он должен был пойти прямо на небо, чтобы, встретясь со Своим
Отцом и с ангелами, приятно провести выходные. В обещании, данном
умирающему разбойнику, казалось, была выражена уверенность, что Христос
пошел именно туда: «Ныне же будешь со Мною в раю». (Лк.
23:43).
Иисус умер в пятницу
около трех часов дня и был воскрешен рано утром в воскресенье. Я
предполагал, что Он должен был провести весь этот промежуток времени на
небесах. Такое предчувствие могло стать для Него в час испытания очень
сильной поддержкой. Люди могут вытерпеть почти невозможное, когда они
уверены, что воздаяние последует почти незамедлительно.
Но где же тогда та уникальная «слава» креста Христова?
Кроме того,
продолжительность физических страданий Христа не казалась мне слишком
большой. Бичевание и агония на кресте в общей сложности едва составляли
более чем двенадцать или пятнадцать часов. И хотя это не так уж мало, я
не хотел бы переносить подобную боль даже какую-то часть этого времени.
Однако многих хороших людей заставляли страдать более длительный период
времени и к тому же без надежды на предстоящий счастливый уикенд,
который, как я полагал, предвкушал Христос.
Хотя я старался изо всех
сил, мне все же было трудно увидеть в кресте Иисуса нечто достойное
восхищения. Я думал тогда, что таковым его делает тот факт, что крестным
Страдальцем, претерпевшим все эти мучения, был сам Сын Божий, тогда как
даже нам, недостойным человеческим существам, лишь изредка приходится их
переживать. Я мог испытывать некоторое чувство благоговения, как если бы
президент моей страны снизошел до того, чтобы спать с моей семьей под
одной крышей, трудиться вместе с нами в одном саду и питаться за нашим
скромным столом. Я мог бы смотреть и удивляться, но едва ли это было
доступно для моего понимания.
Я был озабочен тем, что
не мог вызвать те чувства глубокой сердечной признательности Христу,
которые, по-видимому, ощущали другие. В соответствии с услышанным мной,
я должен был «хвалиться» крестом Христовым, чувствовать некоторые
необычные эмоции и сильные сердечные переживания. Я видел, что некоторые
люди чуть ли не кричали об этом. Я чувствовал беспокойство из-за того,
что у меня не было ничего подобного. Казалось, что я не мог
почувствовать состояние апостола Павла в тот момент, когда он писал: «А
я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса
Христа». (Гал. 6:14).
Я считал, что я должен
был находиться под впечатлением этих слов Павла, и прикладывал к этому
большие усилия. Но все было бесполезно из-за моих рассуждений о том,
что, поскольку Голгофский Страдалец знал, что Он — Сын Божий, Ему,
несомненно, было легче выдержать испытания, которые для нас, смертных и
ограниченных в нашем знании людей, были бы очень мучительны и
болезненны. Он знал все. Он знал, что исшел от Бога и идет к Богу. Он
мог некоторое время терпеть лишения и боль, тогда как для нас такое
испытание было бы слишком сильным, чтобы мы смогли его выдержать.
Я вспомнил опыт
человека, который в пору моей юности был одним из самых богатых людей в
мире. Его звали Генри Форд, создатель известной «Модели Т» и роскошных
автомобилей «Линкольн». Однажды, отправившись тайком путешествовать по
сельской местности с компанией друзей, мистеру Форду вздумалось выбрать
для этой поездки один из своих маленьких дешевых автомобилей марки
«Модель Т». Колымага в дороге сломалась — событие, которое случалось со
многими менее богатыми ее владельцами, — и он был вынужден обратиться
для устранения поломки на местную ремонтную станцию. Хотя это причинило
ему некоторое неудобство, он остался вполне доволен поездкой. Я был
уверен в том, что внутренне он осознавал, что ему не придется зависеть
от этой ненадежной «Модели Т», когда он захочет вернуться домой. В любой
момент он мог бы послать телеграмму, и любой «Линкольн» из его автопарка
приехал бы к нему на помощь. Мистер Форд смог почувствовать, что
приходилось переживать обычным водителям в те дни, только им это
причиняло больше беспокойства, потому что они не имели такой
уверенности, которую имел он.
Находился ли Христос в
такой же ситуации? Я размышлял. В любой момент Своих испытаний, говорил
Иисус Петру, Он мог бы умолить Отца, и Тот предоставил бы Ему более,
нежели двенадцать легионов ангелов. (Мф. 26:53). От солдата в
пуленепробиваемом жилете ожидается, что он покажет больше отваги в бою
по сравнению с тем, кто его не имеет.
Я слышал также, как
многие говорили, что мы спасены через веру, однако для меня, очевидно,
было невозможно принять этот факт. Может быть, я что-то недопонимал, или
же Бог отказался от меня, оставив меня на погибель из-за моей
неспособности в достаточной мере оценить то, что сделал для меня Его
Сын? Должен ли был я заставлять себя говорить о моих чувствах, которых
на самом деле не было? Не было ли все это какой-то злой насмешкой? Для
меня было мучительно трудно заявлять о чувствах, которых я не имел. Я
отчаянно желал быть спасенным, но я при этом хотел оставаться до конца
искренним.
Некоторые писатели и
проповедники говорят, что мы, люди, не можем постичь действительное
значение креста или оценить, что он значит для Иисуса. Поэтому придется
ожидать того момента, когда это нам будет открыто в вечности. Однако эти
утверждения, вместо того, чтобы принести мне утешение, еще больше
выводили меня из душевного равновесия. Читая Новый Завет, я понимал, что
апостолы, включая Павла, во время их земной жизни были движимы глубокой
признательностью Христу за Его крест. Нечто феноменальное полностью
завладело ими. Они были готовы терпеть «ущерб во всем», и, вместо того,
чтобы кричать об этом, они, фактически, «благодушествовали в немощах, в
обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа». (2Кор.
12:10).
Мне не было знакомо
такое желание добровольно страдать за Христа и уж тем более было
непонятно, как можно находить в этих страданиях удовольствие!
Апостолы имели нечто такое, чего я не имел; и я считал, что, очевидно,
не смогу получить это, пока не попаду на небо. Но трагичность моего
положения была в том, что прежде, чем попасть на небо, я должен был
обрести подобный опыт! Я находился в замкнутом круге.
Здесь кто-нибудь может
прервать меня и сказать: «Очень жаль, что я не мог быть в тот момент
рядом с вами и помочь вам выбраться из этого круга. Не было
необходимости в каких-то особенных чувствах признательности
Христу за Его крест. Только примите Иисуса как вашего Спасителя подобно
тому, как вы подписываете ваш страховой полис. Вы не проливаете слез
благодарности и не испытываете эмоций, когда вы ставите свою подпись над
пунктирной линией. И тем не менее, с этого момента на вас
«распространяется» сфера действия документа. Вот как вы можете быть
спасены!»
Я думал об этом. Я знал,
что многие христиане именно так понимали этот вопрос. Но их благодушие
казалось мне очень далеким от пламенной посвященности апостолов. Павел
действительно «хвалился» тем, что нес крест самопожертвования, как нес
его Иисус: «Три раза меня били палками, однажды камнями (!) побивали,
три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине
морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в
опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в
опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне,
в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в
изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в
наготе. ...Если должно (мне) хвалиться, то буду хвалиться немощью моею».
(2Кор. 11:25-30).
Приверженцам веры типа
«страхового полиса» с трудом хватает сил на то, чтобы раз в неделю выйти
из дома, дойти до церкви и занять место на мягких церковных сиденьях.
Иисус сказал: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет,
не может быть Моим учеником». (Лк. 14:33, 27). Эти слова оказали
на меня глубокое впечатление. Либо мы найдем
силы для служения Христу, как это делали апостолы, либо мы не являемся
настоящими христианами.
Все эти мои опасения
были правильными, и тот факт, что я имел их, вероятно, был
доказательством того, что Дух Святой не оставил меня. Будучи грешником,
я был не лучше других людей, но я не был и хуже их.
У меня была возможность по-настоящему, всем
сердцем оценить крест Христов. Мне не доставало
лишь понимания того, что для Него означал Его крест.
Мои родители и пасторы
по своему незнанию с самого моего детства учили меня одному заблуждению,
которое затмевало любовь Христа и скрывало от меня полноту Его
могущества и красоты. Это заблуждение затмевало крест подобно тому, как
плотный туман скрывает из вида вершины гор. Из
Нового Завета становится понятным, что апостолы видели нечто, чего не
видел я; и это нечто затронуло их сердца и вызвало в них поразительную
посвященность на служение Христу. Я был духовно парализован, потому что
не мог видеть того, что видели они.
Этим заблуждением
была распространенная идея естественного бессмертия души,
учение, что в действительности мы не можем умереть, а то, что мы
называем смертью, есть просто мгновенный переход на другой уровень
жизни. Точно так же, как множество болезней тела могут быть вызваны
простой витаминной недостаточностью, так и это серьезное заблуждение
было основано на древних языческих представлениях, которые повлияли на
мое понимание, вызвав цепную реакцию замешательства.
В Едемском саду Творец
ясно сказал Адаму и Еве, что если они согрешат, то «в день» их
согрешения они «смертью умрут» (Быт. 2:17). Бог сказал именно
то, что имел в виду. Дьявол решительно противоречил Ему, говоря: «Нет,
не умрете» (Быт. 3:4). В действительности
искуситель сказал: «Как таковой смерти не существует. Ни один человек не
может полностью погибнуть. Душа обладает естественным бессмертием».
Эта идея стала
краеугольным камнем языческих религий и оттуда проникла в учение многих
христианских церквей. Это заблуждение может показаться на первый взгляд
довольно невинным, однако посмотрите, как оно влияет на наше понимание
креста Христова. Оно, фактически, противоречит утверждениям Писания:
«Христос... умер за нечестивых», «Христос умер
за нас». (Рим. 5:6, 8).
Другими словами,
сатана хочет, чтобы мы думали, что на самом деле Христос совсем не
умирал за нас. Он просто некоторое время терпел физическую боль, и в
течение этого времени Его поддерживала уверенность, что Ему не
приходится ничем рисковать и Он ничего не теряет, поскольку Он, в
действительности, не может умереть. А если Он ничего не теряет,
следовательно, Ему не приходится платить цену, превышающую телесные
страдания. Как только Он воскликнул: «Совершилось!», Он пошел на небо.
(Некоторые говорят, что Он сошел в «ад», чтобы проповедовать «духам в
темнице»; но я рассуждал, что, если даже это и правда, Он сошел туда в
качестве миссионера, а не в качестве страдальца, терпящего муки,
предназначенные для погибших. В любом случае получается, что Христос, в
действительности, совсем не умер. Он просто вступил в более высокую
сферу бытия.)
Где же жертва? Ее нет!
Сатана как раз и хотел, чтобы мое отношение ко кресту Христову было
пронизано чувством беспомощности и тщетности моих стараний; чтобы я
просто думал, что в сравнении со страданиями мучеников или солдат,
умирающих за свою родину, или героев, которые умирают за своих друзей, в
том, что совершил Иисус, не было ничего особенного; что жертве Христа не
хватало одного благородного качества, присущего жертвенным поступкам
солдат и героев: Его все время поддерживала твердая уверенность в
воскресении, тогда как они ее не имели. В действительности Иисус ни от
чего не отказался и уж тем более от Самого Себя. И когда в Ин. 3:16
говорится, что «Бог так возлюбил мир, что отдал Сына
Своего единородного», это, в действительности, означает, что Отец только
одолжил Его.
Это заблуждение о
естественном бессмертии души было задумано сатаной, чтобы ввести в
историю о Голгофской жертве оттенок притворства, достаточный для того,
чтобы парализовать посвященность тех, кто исповедует христианство. Если
они по-настоящему не оценят жертву Христа, их любовь угаснет.
По сравнению с
физической болью или пытками любого из мучеников, страдания Христа были
гораздо сильнее.
Он нес Свое иго, и в этом не было ни притворства, ни фальши с Его
стороны. Писание говорит: «Господь возложил на Него беззаконие всех
нас». (Ис. 53:6, англ. пер.)
Что такое «беззаконие»?
«Беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи
ваши отвращают лице Его от вас» (Ис. 59:2). Беззаконие
отделяет человека от Бога, оставляет душу в отчаянии и одиночестве,
разрушает всякое ощущение безопасности. Господь действительно
возложил на Христа «беззаконие всех нас». Это значит, что Он возложил
на Него так хорошо знакомое нам чувство вины, одиночества, неуверенности
и отчаяния. Именно это отделило Христа от Его Отца. Прежде, чем я
узнал истину, мне казалось, что Христос не мог по-настоящему чувствовать
Себя оставленным. Библия же говорит, что Он воскликнул: «Боже Мой, Боже
Мой, для чего Ты Меня оставил?» Был ли Он в тот момент драматическим
актером, играющим свою плачевную роль на сцене, или же это был настоящий
крик души, терзаемой мучительной болью?
Христос нес это иго
не так, как человек может нести тяжелый груз на своих плечах. Он
нес его глубоко внутри Своей души.
Петр говорит: «Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо» (1Петр.
2:24). Иисус нес этот смертоносный груз внутри Своей собственной
нервной системы, в Своем разуме и душе. Павел выражается еще более ясно:
«Не знавшего греха Он [Отец] сделал грехом за нас» (2Kop.
5:21, англ. пер.)
Христос не был
грешником, ибо Он был безгрешным. Но Он был «сделан проклятием за нас,
ибо написано: проклят всякий висящий на древе» (Гал. 3:13, англ.
пер.) Слова «грех» и «проклятие» в данном случае являются
синонимами. Утверждения Павла означают, что когда Христос нес Свой
крест, Он отождествил Себя с грехом, ощутив всю ужасающую реальность
происходящего. «Возмездие за грех — смерть» (Рим. 6:23). Если
Христос был «сделан грехом», «сделан проклятием за нас», то становится
ясным, что Он подобным образом сделан Тем, Кто претерпел возмездие за
грех. Христос очень близок к нам, «ибо и Освящающий [безгрешный
Христос] и освящаемые [грешники], все — от Единого; поэтому Он не
стыдится называть их братиями» (Eвp. 2:11).
Что же такое смерть,
или возмездие за грех, которое претерпел Иисус? В Писании есть два
разных понятия смерти; одна называется просто сном
(см. Ин. 11:11, 13), и чаще всего люди говорят об этой смерти;
другая смерть — «смерть вторая» — это действительно нечто гораздо более
серьезное. (См. Откр. 2:11; 20:6; 21:8). Это вечное
отделение от Бога — прощание навеки со светом, радостью и жизнью.
Именно эту «вторую
смерть» и вкусил Иисус. «Дабы Ему по благодати Божией вкусить смерть за
всех». (Евр. 2:9). Поскольку Он вкусил смерть за всех, то Он не
мог вкусить тот сон, который мы называем смертью, потому что каждый
человек испытывает этот род смерти сам. Чем бы ни была эта вторая
смерть, которую Иисус вкусил за всех, нам самим, возможно,
не придется вкусить ее. Иисус умер смертью, о которой говорил Творец,
когда предупреждал Адама и Еву, что они должны будут умереть, если
согрешат; смертью, которая в конце концов постигнет тех, чьи грехи
привели их к погибели. Иисус испытал ее в такой степени, в какой может
ее испытать любой человек, потому что «Он должен был во всем уподобиться
братиям. ...Он Сам претерпел, быв искушен». (Ст. 17, 18).
Поэтому смерть Иисуса на кресте была той наполненной
до краев чашей горечи отчаяния и безнадежности, которая и является
окончательным возмездием за грех.
Это не могло бы
произойти, если бы Отец не сокрыл Свое лицо от Иисуса. Во второй смерти
нет никакой надежды, света или ожидания воскресения, разгоняющего мрак
отчаяния. Если Иисус «умер за грехи наши» или «умер за нас» (1Кор.
15:3; Рим. 5:8), в момент Своих окончательных страданий Он был
объят тьмой, которая закрыла от Его взора надежду на воскресение. Если
бы Его поддерживала эта надежда, Он не смог бы «вкусить смерть за всех»
или воистину отдать Себя «за наши грехи». В лучшем случае Он
мог бы только одолжить Себя.
Неудивительно, что в
момент этих страшных переживаний человеческая природа Христа испытывала
ужас, когда Он припал к земле в Гефсиманском саду! «Душа Моя скорбит
смертельно», — стонал Он. «И отошед немного пал на лице Свое, молился и
говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не
как Я хочу, но как Ты». (Мф. 26:38, 39). Ни одному человеку ни
до, ни после Голгофы не приходилось полностью отведать из той чаши,
которую Он испил. Фактически, от основания мира Он был единственным
Человеком, который по-настоящему умер. Весь ужас
безнадежности во второй смерти — вот что Ему пришлось испытать в полном
осознании ее убивающей реальности. Его убили не гвозди,
пронзившие Его руки и ноги, и не бичевание. Он почти не чувствовал
физической боли. Его убило сильное душевное страдание, которое
вызвало кровавый пот в Гефсимании, и, наконец, буквально сокрушило Его
сердце на кресте. «Поношение сокрушило сердце мое, и я изнемог». (Пс.
68:21).
В течение всей Его жизни
и даже большую часть того времени, когда Он висел на кресте, сознание
Иисуса озаряла уверенность в воскресении. Всю жизнь Его окружало
благоволение, исходившее от самого престола Небесного Отца. И даже в
этом божественном сиянии никакие тени не могли испугать Его. Даже когда
кающийся разбойник попросил помянуть его, Иисус все еще сохранял эту
радостную уверенность, так как Он обещал: «Истинно, истинно говорю тебе
ныне, будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43, в оригинале
в этом месте отсутствует запятая — прим. автора).
Но Христос еще не испил до дна Свою горькую чашу. Должно
было произойти изменение.
Для того, чтобы поднести
к самым губам Спасителя эту горькую чашу, лукавый использовал как своих
агентов людей, которых Христос пришел спасти. Вися на кресте, Иисус не
мог не слышать слов народа, говорившего между собой: «Если
Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал
на Бога, пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я
Сын Божий». Некоторые бросали вызов прямо в лицо: «Если
Ты Сын Божий, сойди с креста». (Мф. 27:42, 43, 40). Мы не имеем
права думать, что Иисуса не затрагивали эти презрительные насмешки.
Это слово если было для Него ужасным искушением в час Его
наивысшего смирения. «Пусть Бог избавит Его, если
Он угоден Ему». Руки Иисуса были прибиты к перекладине, и Он не имел
возможности закрыть уши, чтобы не слышать их насмешки и нашептывания.
Все что Он мог делать — это молиться. Но казалось, что на небе никто не
слышит Его. «Ты не слышишь», — жаловался Он.
(Пc. 21:3).
В течение нескольких
часов Он боролся с этим ужасным бременем искушения. Через некоторое
время после этих злобных если «была тьма по всей земле до
часа девятого» (три часа пополудни), когда Иисус «воскликнул громким
голосом», и в этих словах звучало одиночество и отчаяние, вызванные
ужасом полного разделения с Его Отцом. (Мф. 27:45, 46).
Подобно острой стреле с ядовитым наконечником это последнее искушение
поддаться отчаянию причинило Ему самые мучительные страдания.
Тьма милостиво
сокрыла от взглядов насмехавшейся толпы Его агонию на кресте, когда Он
не мог самостоятельно закрыть Свое испачканное от слез лицо. В кромешном
мраке, окутавшем Голгофу, можно было слышать только Его надломленный,
рыдающий голос. Какими жестокими могут быть люди! И как милостив был
Отец, окружив завесой тьмы Своего страдающего Сына, когда Он терпел
такие ужасные муки! Даже ангелам не было позволено смотреть на Его лицо,
когда Он произносил те полные отчаяния слова. И Христу также не было
разрешено почувствовать в наступившем мраке объятия неизменной Отцовской
любви, в которые Он желал заключить Своего Сына. Отец был там с Ним,
страдая вместе с Ним, ибо «Бог был во Христе, примирив с Собою мир». (2Kop.
5:19, англ. пер.) Но Христос должен был почувствовать весь ужас
того, что Он полностью оставлен; что Он должен «топтать точило один».
Но несмотря на то, что
надежда умерла, любовь претерпела до конца. В Библии есть удивительный
псалом, описывающий это жуткое переживание, через которое прошел
Христос. Этот псалом предоставляет нам возможность проникнуться
состоянием души Христа в те долгие часы, когда Он, окруженный тьмой,
висел на кресте. Он слышит насмешки людей, пытаясь при этом осмыслить
таинственное молчание Своего Отца. Он вспоминает о Своих
предшественниках, которые получали ответы на свои молитвы.
Они уповали, и Ты избавлял их. К Тебе взывали они и
были спасаемы; на Тебя уповали и не оставались в стыде. Я
же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе». «Я
вопию днем, — и Ты не внемлешь Мне».
Любой человек в таком
состоянии ощутил бы ужас! Когда вы чувствуете, что никто
не проявляет о вас заботы, даже Бог, тогда яд отчаяния достигает своей
смертельной дозы. Истина заключается в том, что ни одной душе никогда
прежде не приходилось испить эту чашу полнейшего отчаяния, смешанного с
чувством вины за грех всего мира. Христос есть «Свет истинный. Который
просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9), и
поддерживает каждого человека в самые мрачные часы его жизни ярким лучом
надежды, сияющим во тьме. Святой Дух дает нашим душам твердую
уверенность: «Некто заботится о тебе!»
Но Иисус не должен был
чувствовать такой уверенности. «Я топтал точило один»,
— говорит Он. (Ис. 63:3). Он выпил горькую чашу до самого
дна.
Тем не менее, Он,
оставленный Богом, должен был найти какой-нибудь способ проложить через
эту пропасть разделения мост к Своему Отцу. Он должен был преодолеть это
сознание разделенности. Он должен был осуществить искупление и
примирение с Отцом.
Вдохновенный псалом
повествует нам о том, что произошло. В Своей памяти Христос возвращается
ко времени Своего младенчества в Вифлееме. Хотя в тот момент
Он и говорил «Ты не слышишь», все же Он вспоминает: «Ты извел Меня из
чрева, вложил в Меня упование у грудей матери Моей. На Тебя оставлен Я
от утробы: от чрева матери Моей Ты — Бог Мой». Испытывая душевные муки,
Сын Божий полагается на события в Своей жизни как на доказательство
Отцовской заботы о Нем. Если Бог слышал молитвы «отцов наших» и защищал
младенца Иисуса со времени Его рождения в Вифлееме, конечно же, Он не
отвернется и сейчас! Христос понимает Его милость и великую любовь;
несомненно. Он и сейчас не утратил их!
«Верой» страдающий Сын Божий проложит мост через пропасть — как
человек Он будет верить в любовь Своего Отца, даже находясь во
мраке и испытывая адские мучения.
Когда наступает
заключительный момент Его испытания, Ему кажется, будто дикие животные
терзают Его своими рогами: «Спаси Меня от пасти льва и от рогов
единорогов (дикий буйвол), услышав, избавь Меня». (Пс. 21:22).
В это последнее мгновение Его вера торжествует над отчаянием.
Подобно Иакову, боровшемуся во тьме ночи с Ангелом, Христос верой
крепко держится за Своего Отца, Который не может заключить Его в Свои
объятия: "Ты услышал Меня!"
Отец может оставить Его, но Он не оставит Отца! Верой Христос
претерпевает до конца, даже пройдя через ужасы «второй смерти» - «Вот
она -Любовь».
Когда однажды мое
заблуждение было рассеяно, я увидел крест таким, какой он есть, тогда я
начал понимать «широту, долготу, глубину и высоту
любви Христовой. ...Хотя она никогда не может быть полностью познана». (Еф.
3:18, 19,
TEV).
Мое представление о кресте, которое было до этого весьма туманным,
приобрело теперь ясные очертания. Мне открылась любовь, побуждающая
апостолов к действию с такой удивительной силой. Их
самопожертвование и посвященность не казались мне больше необыкновенными
или невозможными. Любовь, которую они познали, все больше представлялась
мне естественным откликом любого искреннего сердца на жертву Христа.
Теперь я также «желаю хвалиться крестом Христовым».
Однако от правильного
понимания креста нас все еще отделяет большая пропасть, не дающая
возможности иметь полноту общения со Христом в той мере, как это было у
апостолов. Давайте сейчас найдем истину, которая верой преодолевает
эту пропасть.
|
